Была зима...

Была зима, как снежный перевал,

с дымком жилья, затерянным в провале.

Но я в ту пору не подозревал,

что я застрял на этом перевале.

Была такая длинная зима,

когда любой вечернею порою

уже легко — сойтись горе с горою

и очень трудно не сойти с ума.

Была зима, и загородный дом,

где в сумерках мерцает телевизор

и где гудит огонь, бросая вызов метелям,

снегопадам, январю — всему,

что нам на головы свергалось. 

Дни прибывали по календарю.

К пяти часам у нас уже смеркалось.

Когда в окно вползала чернота

и все предметы делались иными,

я видел, как подводится черта

под нашими усильями дневными,

под нашей каждодневною тщетой.

А ниже, оставаясь за чертой,

тянулась цепь таинственных пометок,

и лес напоминал строеньем клеток

и всей своею сущностью прямой,

что он не только современник мой,

но и другого века однолеток,

и он другие помнит времена.

 Графический рисунок голых веток

напоминал при этом письмена

давно существовавшего народа.

А я еще задач такого рода не знал,

я перед ними пасовал

и то и дело путался в ответах.

Да и мороз к тому же рисовал

на стеклах непонятные узоры

и всякие загадывал загадки,

которых я разгадывать не мог,

хотя и упражнялся регулярно.

А утром снова тоненький дымок

стоял над крышей перпендикулярно,

и даль передо мной была бела,

и жизнь моя передо мной была

как на ладони вся, как на экране,

и можно было с легкою душой

перечеркнуть написанное ране,

переписать строку или главу,

которая лишь сдавленно звучала,

перемарать постылый черновик,

и даже сжечь, и все начать сначала.

 

ЮРИЙ ЛЕВИТАНСКИЙ